Вход

*учусь правильно распределять свое время: в потоке дел так легко упустить важное, разменяв его на мелочи,

*это не так легко, как кажется.

*на работе учусь каждый день: до этого как-то пропускала мимо тот факт, что мужчины-коллеги настолько капризы, мнительны и «недооценены» (по большому счету это меня не трогало, тк не было моей заботой)

*в отношении с некоторыми чувствую себя мужчиной: настолько по женски они себя ведут, вдаваясь в выяснение отношений и «ты меня не слушаешь/слышишь, не хочешь понять, вечно занята»...

*господи… главное правило: «не лей воду»

*правило номер два: «отвергаешь — предлагай».

*брюки/рубашки/галстуки/жилетки/каблуки/часы/веревки/палочки в волосах

*кеды/футболки/джинсы/кардиганы

*дожди...

*вдыхая холодный воздух, так легко ни о чем не думать, рассматривать черное небо, не зная созвездий, жалеть, что не умеешь рисовать: и все эти блики на мокром асфальте моста под неровным светом фонарей остануться только этому вечеру.

*из прочитанного — чужие стихи, больше похожие на прозу

*из просмотренного — бочка ванили, из которой пять грамм, въевшихся в сердце, потому что...

*из невысказанного — то же, что прежде.

Здравствуй, осень. В этот раз ты внезапна.

А его молчание как-то особенно дорого, и эти морщинки вокруг глаз: он много смеется. Я соскучилась, глупость – он рядом сейчас, мне подумалось враз, а вдруг. И пока он лежит такой спокойный, я переживаю  драму. И от смеха горько, я свернулась кошкой, чтобы было просто/тепло.

Это лето без рифм, испытание воли, пара прочитанных книг, кипа изорванных строк, люди, в которых была влюблена, и те, которые жалили, и которых жалила я сама. Равнодушием.

Пара дней у моря, сигаретный дым, как же манят эти пустые пирсы, разбавляя щебет/смех, оставленный позади, на секунду всего лишь.

И снова хотелось остричься наголо, чтобы цыплячья шея/острые скулы/плечи, и смеяться в лицо без робости, когда всё – условности, а ты свободен. И обманываться, собой обманывая, чтобы острые ранки, жаркие обсуждения, осуждение, когда сносит течением, а ты смотришь в небо – бездонное.

И с чего бы странностям этим отдавать ностальгией.

Волосы до плеч – беспорядочны, мы обсуждаем политику/наших мэров, век великого обмана и «не щелкать клювом» — иногда настолько циничные, все наивные, добрые. А я думаю про фокус и точки зрения – сплошная риторика недо- и преувеличения.

Хорошо, что хоть что-то во мне постоянно.

Правда.

Я влюбилась в беж и какао-оттенки, попивая кофе, рисую людей – всего лишь наброски, голые эмоции, из тех, которые тронули, над которыми смеялась, бывало, и зло, а некоторые покрыть бы лаком и любоваться: от них тепло.

пс. Не умея быть до конца откровенной, превращаю честность в парадокс.

Ав густ. Однако, здравствуйте.

больше Вагнера/дыма/тоски/тумана/снова записи/легкий хрустящий след

безупречностью…

давит.

идеально/небо/счастливые/планы/белозубый привет.

остро/рвано/за тонким стеклом бокала/фиолетовый в летних сумерках смех

исчезающее…

мало.

       Ты знаешь, я сегодня полдня читаю стихи о любви и смеюсь истерично упрямо: столько пафоса, столько горя, а некоторые настолько хороши, что заплакать бы, да не хватает души. Впрочем, с этим у меня всегда было сложно: мне иногда кажется, что я черства, а потом посмотрю фильм, разревусь как подросток, вот такая, к хренам, селява.

Фрагменты картин, приведенные Фирюзе, жрут мой мозг, не давая покоя. Так и шепчут: ты же знаешь/видела/видела… Нетерпение легким раздражением отдается в кончиках пальцев.

Зато я набрела на чудесную картину, с которой не приходилось сталкиваться прежде:

Поллок. Осенний ритм.

Один в один — я.

Смотритель сказал: «Вы меня убили», вместо того, чтобы заметить, как это глупо приезжать на море в такую погоду, когда еще не сезон. Сине-зеленая от поднявшихся водорослей колыхающаяся масса манила на пирс, ближе к кромке горизонта, где ничего нет, разве что угрюмые тучи. В бегстве позабыв о теплой куртке, зябко поводишь плечами, закуривая ненужную сигарету. Ветер рвет волосы. Растворяешься в непогоде, наконец-то умиротворенно улыбаясь сквозь слезы. Хорошо. Господи, как же здесь хорошо.

Неверно понятые мои слова, ответные острые реакции, вязкая принужденность и желание отстраниться. К черту, не могла бы я быть проще…

Все эти передергивания плечами, тайм-ауты, незапланированные шопинги, Пикассо, Дали, звон монет и книга желаний. Я думала, что стала старше…

Лайтовость, как способ замять, забыть о кавычках и не дать стать ближе – рефлексы странная вещь…

Острые углы, колкие улыбки, страшилки не моя страсть, но тут они ужасно к месту – незавершенный гельштат, что тут добавишь…

Я бегу больных, нудных объяснений… опять.

*о статике, однотонности, музыке и «погружении в шизофрению, чтобы немного сойти с ума»;

*об идеальном мире мечты: или ты сама как мир, или подсознание играет с тобой шутки;

*о романе-потоке, абсурде, цинизме и о том, почему кому-то идет сарказм;

*о стихах в прозе, лицедействе, аудиокнигах и современном образовании;

*об услугах, неблагодарности, о том, что «больше никогда не» и вкусных кексах за пять минут в микроволновке;

*об отмененных встречах, долгом пути, нежданном морозе, английских традициях и зеленом чае;

*о китайском кино, фантастике, натуралистичности и птушном уровне;

*о тактичности, контактности, коммуникабельности и о том, что «ни одно и то же»;

*о бегстве, привычках, расставаниях, обязательствах и выборе;

*о родильном отделении, всяких ужасах, об опыте, мудрости и глупости в одном флаконе;

*о провокациях, вязкости, ванили, качестве и стиле;

*о тонких линиях, силуэтах, нелепых романтиках, о том, что комильфо и почему так;

*о плане-минимуме, перспективах, тупиках и неожиданных решениях;

*о детях, капризах, взрослении, тенденциях и общем упадке;

*о зеркалах, негативах, фото и черном цвете;

*о кофе, сигаретах, о том, что есть красиво, шаблонах, маркерах и времени героя;

*о галстуках и подарках, друзьях и не очень, о разговорах и пользе философии.

На чем только не заостришь по телефону, аське, в блоге, за чаем *залечивая дома подвернутую лодыжку.

    Было время, все фильмы слились в моем восприятии в один. Я только что не ночевала в кинотеатрах: полные залы, пустые — не имело значения. Студенческий билет как одна большая скидка на сеансы, на поведение, на общий пессимистичный взгляд на вещи. Калейдоскоп мест, людей, событий — осталось только ощущение «жизни за окном трамвая». Тогда я пристрастилась к фотографии /черно-белые снимки органично вписались в мою картину мира/, к бессистемному брожению по городу /это превратилось в рефлекс, стоит только чему-то пошатнуться/, к вечным наушникам /забавно, но позволяет видеть только то, что ты хочешь, или много больше того, что видишь обыкновенно/. Это был период оттенков серого, философских романов, отросших волос, задумчивых взглядов, пропущенных знакомств, потерянных отношений. В тот семестр я заработала все пять четверок своего диплома, но мне не жаль: сейчас я думаю, это было хорошее время.

В двадцать семь он боится старости, любит свою дочь и ссорится с женой, потому что не хочет отпускать ночную жизнь.  

Для него очень важна внешняя атрибутика: бренды, стили, красивые слова и красивые поступки. 

Он не выносит матерящихся девушек и не любит богатых властных дам.

Но хочет взять от жизни все, не гнушаясь для этого быть альфонсом. 

У личного психолога за три года он нахватался по верхам и мнит, что разбирается в людях. 

В разговорах напускает туман и загадочность и много говорит, когда выпьет. 

У него много друзей, но нет настоящих.

Экстраверт — в его случае — зависимость. 

Он старается сдерживать все свои обещания, какими бы глупыми они не были. 

Может рассмешить кого угодно, заболтать до смерти и выпытать все секреты. 

Если врет, то всегда вдохновенно, свято веря в то, что несет, на момент произнесения лжи. 

Его почти ничего нигде не держит. 

Он хочет развестись и снова уехать в столицу, чтобы, возможно, вернуться победителем. 

Он боится старости. Меня смешат его комплексы. 

Мы встречаемся с ним время от времени за бокалом сухого. 

Он — моя давняя «подружка», но отнюдь не гей.